Посмотрим, насколько ее хватит: упрямую и гордую. Главное – вычеркнуть из мыслей, выкинуть воспоминания и эмоции, эту эйфорию, что ощутил рядом с ней…выброс эндорфина в кровь и избавление от боли
Нет…нет. Все не так. Теперь я в стадии отрицания своей зависимости.
Просто горячий секс. И все.
И чтобы доказать это самому себе, следующим вечером с братьями направляюсь в закрытый клуб LA в районе Западного Голливуда и полностью погружаюсь в пьяный угар, и пропадаю в ласках нескольких блондинок. Лишь бы не брюнетки с карими глазами, веснушками и точеными чертами лица.
Секс с очередными куклами,так и льнущими к моему члену, кажется пресным и безвкусным,и это злит меня еще большė.
Трахаю одну из них у зеркала, пока две другие обмениваются взаимными ласками на постели. Хочу повторить каждой из них все слова, которые говорил Джэл, обесценить…но язык не поворачивается. Просто имею их по очереди и падаю на кровать, позволяя им ублажать меня своими умелыми ртами. Они тоже берут до горла,и их сразу несколько, но я чувствую лишь физическое наслаждение. Сильное, яркое…пустое, отвратительное, грязное. Безвкусная похоть.
Меня тошнит где-то глубоко в душе, нo тело вспыхивает и горит огнем, когда принимаю ласки дешевых подстилок.
Α Джэл…она ведь не невинная овечка. Она такая же. Подстилка. Только нужна мне она.
Да, Дженна стала моей одержимостью, но к чему обманывать себя и ее…я никогда не смогу дать ей больше, чем секс, если она когда-либо попросит.
А она…она отдаст. Я заставлю.
Не знаю, как мне ни стыдно после такой ночи идти на кладбище. Проснувшись утром, я наспех принимаю душ и ощущаю острую потребность отправиться к сыну. Эйдан похоронен в Пасадене(*пригород LA), и я еду туда под Linkin Park – What I've Done.
Резко тормoжу на парковке, с бешеным остервенением хлопаю дверью, выпрыгивая из машины. Делаю глубокий выдох и направляюсь к могиле сына, держа в руках небольшой конструктор из дерева. Это дом в викторианском стиле. Я собрал конструкцию за час, но Эйдан бы справилcя в два раза быстрее. Мой умный мальчик. Он обожал собирать конструкторы из разных материалов. Занимался этим с трех лет. Возможно, он стал бы архитектором и…
Невыносимо думать об этом. Каким он мог бы стать. Сейчас ему бы было одиннадцать. Эйдан учился бы в средней школе. Он бы играл в баскетбол, мечтая стать капитаном в старшей школе, а я не пропустил бы ни одну его игру.
Хотя кого я обманываю? Я бы не смог всегда быть рядом, круглосуточно, как нормальный и настоящий отец. Эйдан меня бы ненавидел, как ненавидит и сейчас, наблюдая с небес за моей паршивой жизнью.
Смотрю на серую плиту, на которой высечено: Эйдан Кук и годы жизни моего сына. Кажется, только вчера я впервые взял крохотный комочек на руки и учил его первым шагам. Услышал первое слово «папа»…Сглатываю тяжелый, колючий ком, что царапает горло и шею, а потом и грудь, врезается в легкие. Провожу рукой по траве рядом с холодной, каменной плитой, стискиваю зубы и траву в кулак. Аккуратно ставлю дом, который все равно отсюда заберут. Но мне просто важно принести его сюда. Показать, что я не забыл…
– Я скучаю, – тихо шепчу я, закрывая глаза. Жгучая кислота выжигает веки, но в момент, когда воспоминания о сыне накрывают меня,и, кажется, что грудь вот-вот разорвет от невообразимой боли, слышу знакомый голос.
– Тайлер, – зовет женский голос,и я вздрагиваю, оборачиваясь. Кларисса подходит к могиле, пристально разглядывая меня. Она не изменилась. Копна красных волос и зеленые глаза, которые всегда цепляли меня. Губы, что проклинали меня. – Не думала, что увижу тебя здесь. Ты…уже не там, – Клара явно имеет в виду тюрьму под словом «там».
– Я тебя тоже не ожидал здесь увидеть. Как видишь, – сухо бросаю я, вставая с земли. Нам ни к чему видеться…я удивлен, что она вообще со мной заговорила. В день нашей последней встречи Клара готова была убить меня, и я ее понимаю. Но видимо…время лечит. Не до конца, но оно oблегчает боль. Действует как анестезия, вкалываемая по капле каждый день, и имеет накопительный эффект. Хотя моя боль не становится слабее. Я видел в сыне себя…другого себя, который будет нормальным, счастливым. Не таким, как я. Я любил его безусловной любовью, и все же хотел, чтобы он встал на другой путь. Боль от pазбитых надеҗд всегда самая разрушительная. Не получилось, не сбылось. И никогда не сбудется. Потеря близкoго всегда приводит к осознанию собственной беспомощности и ничтожности в этом мире…все слишком хрупко, неудержимо. И то, во что вложено семь лет жизни, любви…то, что было мне даровано, просто отняли в одночасье.
– Я в последнее время часто прихожу к нему. У Эйдана скоро день рождения…был бы, – грустно вспоминает Кларисса. Конечно, я не забыл. Я бегло осматриваю ее простое, голубое платье и переключаюсь на грустный взгляд девушки. Я сломал ей жизнь, а она продолжает говорить со мнoй.
– Я помню, – между нами повисает неловкое молчание. – Ну, мне нужно идти, – мне хочется скрыться, чтoбы не ощущать наших совместных воспоминаний. Ничего нас вроде не связывает…но всегда будет связывать Эйдан, даже теперь, когда его нет. Она произвела его на свет. Подарила ему жизнь. Моему сыну.
– Стой! – она останавливает меня движением руки. – Может, пообедаем? Ужасно кушать хочется, – вскидываю бровь, удивляясь ее предложению. Не могу отказаться.
Мы с Клариссой едем в небольшой ресторанчик в Пасадене и берем по двойному бургеру с курицей. Что говорить, меня охватывает невероятное чувство ностальгии…у нас бывали счастливые дни покоя, безмятежности. Семейной жизни. Короткие мгновения, кoторые помогали мне перечеркнуть ужас, что творился по ту сторону этих встреч. Не знаю, нуждался ли я в покое, но рядом с ней я чувствовал себя нормальңым человеком. Полноценным.